Анастасия Баталова - Девичье сердце [СИ]

Не признав за собою на ярость священное право,
улыбаясь с натугой врагам, я была не права:
ведь в прикрытых забвением язвах таится отрава…
Чтоб простить, осознать эту ненависть нужно сперва.

Чтоб довериться смочь, нужно преданным быть не однажды.
Чтоб быть щедрым, не нужно иметь ничего своего.
Чтоб тебя полюбить…. (Полюбить может каждого каждый.)
Но для этого нужно смириться с тщетою всего…

Как в замедленной съёмке: вы чуть поближе встали и в глаза друг другу взглянули красноречиво.
Твоя рука оказалась у неё на талии — у меня во рту появляется горечь ивы,
такая, как если лизнуть её под корой, ошкурив до самой кремовой влажной оси.
У сознания человека занятный крой: хоть боль сильнейшую самую переноси,
оно переплавить сумеет её как олово в нечто другое, что даже почти приятно.
Во мне ядовитый цветок поднимает голову, на лепестках бархатистых — цветные пятна.
Его аромат становится всё ясней на фоне других эмоций-полутонов.
Я внутренним взором отчётливо вижу с ней тебя, как в самом красивом из страшных снов.
Я запоминаю в точности декорации: в длинной зелёной юбке она русалка.
Мне начинает нравиться ваша грация — точно танцуете. Хрустнула тихо палка,
на которую ты широкой подошвой встал, её со смехом за руки закружив.
Если смотреть изнутри — мир узок и мал. Подобный взгляд на вещи бывает лжив.
А при взгляде сверху заметно, как стало лаково после дождя, как ваших пальцевых петель
красив узор… Вы счастливы. Одинаково счастлив от вашего счастья любой свидетель.
Божья коровка, ползущая по бревну, и солнце, пробившись, в облаке как в кольце.
Тёплый ветер, ощупывающий сосну, и та, что сидит, призадумавшись, на крыльце…

Мой друг, я знаю эту тишину в груди
всех чувств. Как в комнате пустой сквозной и белой.
Не утешай. Не тронь ни острых льдин,
ни мёртвых звёзд моей Вселенной. Ничего не делай.

Я весь пророс сквозь время словно плющ,
я вдруг проник как луч сквозь суть вещей, и
я стал (аж страшно самому) всеведущ, вездесущ,
пронзив всю толщу прошлых воплощений
иглой холодной — памятью.
Там бил фонтаном искр контакт короткий судеб.
И разве больше ничего не будет?
Пусть как эмаль растрескается быль
ещё хоть раз, вскипит, бурля, крошась,
на чистый лист эмоциями брызнет…
Но тихо. Это был последний шанс.
Последняя любовь последней жизни.

Никому не вреди, и будь как можно полезней,
трудись постоянно: не будь ни минуты праздной –
в этом секрет исцеления всех болезней.
Статичное гибнет. Учись быть всё время разной.

Позвони дорогим и далёким пока не поздно.
Запрокидывай голову чаще, целуя бездну –
снег идёт драгоценный алмазный, сияя звёздно.
Ты смотри за меня на снег, если я исчезну.

В течении времени вечном и мудром
вся радость и боль. Созревающий колос
клонится к земле. Ты заметила утром
на гребне свой первый серебрянный волос.
Сминают травинки подошвы сандалий.
Когда-то землёю был каждый твой атом.
Цветы расцветали, цветы увядали,
не надо бояться идти за закатом,
что медленно тает как поздняя нежность…
Меняется всё, неуклонно старея.
Твоя обречённость, твоя неизбежность,
они ведь и делают счастье острее.
Ты тихим объятьем нарушишь границы,
всерьёз осознав вдруг свою быстротечность.

Бери напоследок. Порхают ресницы,
момент превращая в ничто. Или — в вечность.

Мы с тобой непременно однажды должны стать целым.
У любого зачатия минимум две причины.
Так сливается хаос с идеей, а чёрный — с белым.
Так стремятся друг к другу женщины и мужчины.
Но двуспальным гробом не станет для нас кровать.
Мы не будем с тобой как все, избежав рутины.
Потому что я умею думать картины.
А твоя рука их может нарисовать.

Дай мне, Господи, сердце большое, что радостно примет
всю вселенскую боль, а злодейства поймёт изнутри
и простит; дай мне ум, чтоб дарить настоящее имя
всякой вещи, что с разных углов разнолико пестрит;
дай мне, Господи, мудрость увидеть великое в малом –
покажи мне росинку, в которой весь мир отражён;
прошепчи мне то слово, что суть будто птицу поймало,
и войдёт прямо в душу — как в масло — горячим ножом…

Ты непременно должен быть влюблен –
Влюблен в мои прозрачные ладони…
Ночные стопы… лунные следы
на берегу…В полынь, в осоку, в донник…
Ты непременно должен быть влюблен –
В речной туман, лежащий плотно, густо…
В лесные звуки… Черную листву…
В нерасторжимость боли и искусства…
В узор на небе вытканный из крон,
В неистощимость Времени и Страсти…
Ты непременно должен быть влюблен,
В тот мир, где я являюсь малой частью…

Ты пропитан насквозь губительным пряным ядом,
и все эти девушки, находящиеся рядом,
как кошки воздух ноздрями в предвкушении теребя,
ещё не знают, что яд вызывает зависимость от тебя…
С первой дозы, много его не надо.
"Я попробую только… Искристую струйку с губ, -
утешают себя они, — лишь самую малость."

Сколько, ответь, так на тебя попалось,
в наркотической ломке согнулось потом в дугу?

Расскажи мне, как об пол бились, паркет царапали,
умоляли они, закатывая скандал,
как тянулась, скрючив все пальцы рука ли, лапа ли
к тебе…и какой страшной властью ты обладал,
когда истерзанные, счастливые, ласковые они плакали,
вновь вдыхая дурманящий твой сандал.

Как же сладко им так умирать. Мне б хватило капли.
Слава Богу, что ты мне совсем ничего не дал.

Если уж вместе сливаться, то только реками:
не разделять чтоб вОды — свою и чью-то;
чтоб день уходящий с экрана смахивать веками,
ткнувшись в плечо, расплавляя себя уютом;
чтоб спальня вплывала в ночь-океан корабликом,
качая двоих, и листьями шелковицы
поцелуи с шелестом падали; утро яблоком
к босым ногам чтоб катилось по половицам;
а прошлое чтоб показалось вдруг снами странными –
в день молодой и сочный как лист алое
выйдите, повернитесь как к солнцу ранами
памятью к вечности, все позабыв былое…

Снова рейс Москва-Ленинград самолётом
в кино на цитаты разобранном и крылатом.
Город в небо плюнет цветным салютом,
стол заставят выпивкой и салатом.
Всё смешается в этом веселье лютом.
"Помнишь, Петя, это случилось летом."
"Помню, Ваня, шли мы с тобой болотом."
Утро ляжет тихое — монолитом.
Утка на блюде бесстыдно сверкнёт скелетом.
Руины империи там, на столе залитом.
Петя с Ваней на пол легли валетом.
Порван жилет — и ладно — бог с ним, с жилетом –
на выходные заменят его халатом.
У Пети бумажник пропал — на трамвай билетом
станет улыбка ему — новогодним блатом.
Надобно было хвост держать пистолетом.

Когда встречаешь хорошего человека,
твои недостатки вдруг проступают резко:
так в пещере под слоем песка возникает фреска…
Их как будто красным подчёркивает учитель;
как на фотоплёнке, погруженной в проявитель,
на голограмме, повернутой под углом,
ты их видишь ясно. Должно быть, борьба со злом
изначально является частью твоей природы –
и как бы ты, порокам своим в угоду,
ни губил, ни топтал её чуть живые всходы,
ни погребал их под слоем камней и ила
так, чтоб ничто не спасло уж, не воскресило –
встреча с прекрасным им возвращает силу,
и тянется снова к свету росток добра.